- Discord
- fi1in_
В ушах свистел ветер. Колоссальный дракон нёсся сквозь небеса с безумной скоростью, и таурен стоял на его хребте, среди прочих отчаянных. Ему не везло, очень не везло. Он оказался тяжело ранен. Его придавило пылающее щупальце, оставив обожжённые раны своими шипами. Его обдало волной пламени, и часть белого меха почернела. Всё тело болело, и каждый вдох и выдох давались с трудом, заставляя тратить столь ценные силы. Руки едва держали посох, а тотем за спиной тяготил, словно гора. Эта тяжесть утомляла не только тело, но и дух, ноющим напоминанием о его долге. В голове мелькали малодушные сожаления о том, что он оказался здесь, о том, что всё было бы легче, откажись он.
Таурен рухнул на одно колено, ощутив внезапную слабость, что тут же отдалось тупой болью. Воздух, готовый, казалось, вскипеть, обжигал его, не давая сконцентрироваться хоть на чём-либо. Разум метался от мысли к мысли, от чувства к чувству, и ему не удавалось найти даже крошечного уголка покоя. Он уже не без труда различал тех, кто был рядом. Они превратились в расплывающиеся силуэты, а звуки боя приглушились за грохотом пульса в ушах. Но не это самое страшное.
Духи его не слышали. Духи ему не отвечали.
В происходящем безумии, воители, кто мог, прорывались к голове чудища, остальные спасали себя или других. Шаман зажмурился. Стихии должны услышать его. Как никогда ему нужна их помощь, и как можно скорее. Он увидел хаос, творящийся среди Духов вокруг, который Нелтарион создавал одним своим присутствием. Искажённые, в ужасе и полубезумии, они даже не замечали шамана. Таурен кричал и взывал. Умолял. Требовал. Его воля была практически сломлена. Воззвать к Разложению… Взять их мощной хваткой и вынудить помогать ему. Неужели, это всё, что остаётся? Он сделает то, что презирал всю свою жизнь, считая самым страшным преступлением и извращением души? И всё для спасения самого себя.
Руки его задрожали. Мерзостным, тягучим ощущением, как прыжок с головой в зловонную трясину, Разложение окутало разум шамана. В горле встал комок, а сердце будто перестало биться. Его взгляд нашёл цель. Жертву. Всё естество кричало отвращением к самому себе – совершить такую подлость и низость для того, чтобы просто выжить. Рисовал ли его разум эти картины, или всё и вправду было так... от его длани, к беснующемуся духу Воды потянулось щупальце, переливающееся неприятными оттенками бурого. Голова шамана закружилась и его начало тошнить от одолевающих ощущений.
Чудовищное кощунство прервала яркая вспышка.
Затем резкая, всепоглощающая боль, он будто оказался брошен в гигантский костёр, пылающая боль не оставлялся места больше ничему. Но всё прошло через мгновение. Он терял ощущение тела постепенно. Правая рука потеряла силу, выпустив посох, а затем будто исчезла. Ему показалась, что, съедаемая пламенем, она просто превратилась в пепел. Левая рука пропала подобным же образом. Обе ноги потеряли чувствительно разом, их, казалось, никогда и не было. Отломился рог, когда о драконий хребет ударилось лицо таурена. Но тут же он перестал чувствовать и его. Всё исчезло.
Таурен рухнул на одно колено, ощутив внезапную слабость, что тут же отдалось тупой болью. Воздух, готовый, казалось, вскипеть, обжигал его, не давая сконцентрироваться хоть на чём-либо. Разум метался от мысли к мысли, от чувства к чувству, и ему не удавалось найти даже крошечного уголка покоя. Он уже не без труда различал тех, кто был рядом. Они превратились в расплывающиеся силуэты, а звуки боя приглушились за грохотом пульса в ушах. Но не это самое страшное.
Духи его не слышали. Духи ему не отвечали.
В происходящем безумии, воители, кто мог, прорывались к голове чудища, остальные спасали себя или других. Шаман зажмурился. Стихии должны услышать его. Как никогда ему нужна их помощь, и как можно скорее. Он увидел хаос, творящийся среди Духов вокруг, который Нелтарион создавал одним своим присутствием. Искажённые, в ужасе и полубезумии, они даже не замечали шамана. Таурен кричал и взывал. Умолял. Требовал. Его воля была практически сломлена. Воззвать к Разложению… Взять их мощной хваткой и вынудить помогать ему. Неужели, это всё, что остаётся? Он сделает то, что презирал всю свою жизнь, считая самым страшным преступлением и извращением души? И всё для спасения самого себя.
Руки его задрожали. Мерзостным, тягучим ощущением, как прыжок с головой в зловонную трясину, Разложение окутало разум шамана. В горле встал комок, а сердце будто перестало биться. Его взгляд нашёл цель. Жертву. Всё естество кричало отвращением к самому себе – совершить такую подлость и низость для того, чтобы просто выжить. Рисовал ли его разум эти картины, или всё и вправду было так... от его длани, к беснующемуся духу Воды потянулось щупальце, переливающееся неприятными оттенками бурого. Голова шамана закружилась и его начало тошнить от одолевающих ощущений.
Чудовищное кощунство прервала яркая вспышка.
Затем резкая, всепоглощающая боль, он будто оказался брошен в гигантский костёр, пылающая боль не оставлялся места больше ничему. Но всё прошло через мгновение. Он терял ощущение тела постепенно. Правая рука потеряла силу, выпустив посох, а затем будто исчезла. Ему показалась, что, съедаемая пламенем, она просто превратилась в пепел. Левая рука пропала подобным же образом. Обе ноги потеряли чувствительно разом, их, казалось, никогда и не было. Отломился рог, когда о драконий хребет ударилось лицо таурена. Но тут же он перестал чувствовать и его. Всё исчезло.
Наступила тишина. Ни звуков боя. Ни воплей стихий, ни свиста ветра, он не чувствовал абсолютно ничего. Пропала жгучая боль от пламени, что пожирало его тело. Лишь темнота и пустота. Тишина была... никакой. Как много раз он слышал о звенящей или давящей тишине. Сейчас это была просто тишина, но от того не мнее жуткая.
РАХАЙ
Голос прозвучал невыносимо громко. Не сразу он осознал, что голос был не один… сотни, целый хор. Рахай, это его имя, он вспомнил. Вспомнил и остальное, что случилось. Как тяжела была битва. Как он был ранен. Как его поглотило пламя... Чувство чёрной, густой тоски захлестнуло его.
- Я… мёртв? – едва он произнёс это, то ощутил себя полнейшим глупцом. И не оказался удостоен ответа. Всё было и так понятно. Рахай замолчал, не смея больше нарушать тишину. Вокруг была всё такая же тьма, и он начал поддаваться страху. Сколько он уже здесь? Сколько он здесь пробудет? Задавшись этими вопросами, он осознал, что не понимает и не ощущает время в этом месте.
Он явно лежал, чувствовал, что лежал, однако будто... ни на чём. Рахай робко встал, опираясь руками, странным образом, в ничто. Его одолевало чувство отрешённости, каждое движение не было осознаннным, и всё, как будто, происходило не с ним. Тело не давало о себе знать ни болью, ни какими-то другими ощущениями, от чего Рахай задался вопросом, осталось ли оно вообще.
- Я… мёртв? – едва он произнёс это, то ощутил себя полнейшим глупцом. И не оказался удостоен ответа. Всё было и так понятно. Рахай замолчал, не смея больше нарушать тишину. Вокруг была всё такая же тьма, и он начал поддаваться страху. Сколько он уже здесь? Сколько он здесь пробудет? Задавшись этими вопросами, он осознал, что не понимает и не ощущает время в этом месте.
Он явно лежал, чувствовал, что лежал, однако будто... ни на чём. Рахай робко встал, опираясь руками, странным образом, в ничто. Его одолевало чувство отрешённости, каждое движение не было осознаннным, и всё, как будто, происходило не с ним. Тело не давало о себе знать ни болью, ни какими-то другими ощущениями, от чего Рахай задался вопросом, осталось ли оно вообще.
РАХАЙ
В этот раз тишину нарушил лишь один голос. Знакомый… Как далёкое воспоминание раннего детства, но до боли знакомый. Рахай огляделся, его окружала всё такая же бесконечная темнота. Ослеп ли он, или вокруг и вправду нет ничего? Только теперь таурен ощутил своё частое, тревожное сердцебиение. Слабым огоньком ощущений дало о себе знать тело. Огоньком, который начал быстро разгораться, нахлынув на уже привыкшую к небытию душу. В Рахая будто ударила молния, когда оболочка из плоти сомкнулась вокруг его тревожного разума.
- Рахай… - на плечо легла рука. Он резко обернулся.
- Рахай… - на плечо легла рука. Он резко обернулся.
- Рахай, - улыбка Пайты смела весь ужас и страх, что одолевали шамана мгновение назад.
- Пайтани?.. – на выдохе прошептал он. Неужели она... Как?
- Кто бы ещё? – молодая шу’хало чуть озадаченно взглянула на него, не переставая улыбаться, а затем посмотрела куда-то вправо, - Мы ведь пришли?
Таурен посмотрел в ту же сторону. Затем покрутил головой, оглядывая знакомый пейзаж. Его родные места. Они стояли у края совсем крошечного плато, над ними возвышались громадные скалы. На востоке, далеко внизу, у подножия гор, раскинулись бескрайние золотые просторы Степей... За спиной Пайты – Тихая Тропа, ведущая в деревню. А там, куда она смотрела - водопад. Тёмная, тихая пустота, в которой он находился, теперь показалась туманным видением. Он никогда там не был. Сегодня он здесь, и не просто так. И она здесь не просто так. И больше никого.
- Пришли, Пайта, - Рахай мягко взял её за руки, разглядывая лицо тауренки. Когда он впервые увидел её янтарные глаза, блестящие на фоне рыжего меха, её аккуратные, белые рога, он полюбил её в тот же момент, семь лун назад, - Бабуля, должно быть, уже всё подготовила, как и обещала, - он улыбнулся.
- Конечно, подготовила, Рахайчик. Не переубеди я её – она бы и явилась на церемонию лично. Ведь, ещё чего, ты что-то сделаешь не так, - она серьёзно посмотрела на него, а затем улыбнулась, прищурившись. Опять она его дразнит. Он любит её и за это.
- Ну хватит, Пайта, - он приобнял её и вздохнул. Она всегда над ним подшучивает, над его спокойным и размеренным нравом. Она же была как пламя - резвая и решительная, - Ей важно, чтобы всё прошло, как должно, иначе Предки могут не дать благословения.
Она молча поглядела на Рахая, с явным сомнением в глазах, и хлопнула его по груди. Это прикосновение заставило сердце забиться быстрее.
- Ладно-ладно… Ты же знаешь, что я шучу.
- Только не шути при бабуле. Она таких шуток не поймёт.
- Конечно не поймёт…
- Пайта…
- Рахай!
- Пайтани?.. – на выдохе прошептал он. Неужели она... Как?
- Кто бы ещё? – молодая шу’хало чуть озадаченно взглянула на него, не переставая улыбаться, а затем посмотрела куда-то вправо, - Мы ведь пришли?
Таурен посмотрел в ту же сторону. Затем покрутил головой, оглядывая знакомый пейзаж. Его родные места. Они стояли у края совсем крошечного плато, над ними возвышались громадные скалы. На востоке, далеко внизу, у подножия гор, раскинулись бескрайние золотые просторы Степей... За спиной Пайты – Тихая Тропа, ведущая в деревню. А там, куда она смотрела - водопад. Тёмная, тихая пустота, в которой он находился, теперь показалась туманным видением. Он никогда там не был. Сегодня он здесь, и не просто так. И она здесь не просто так. И больше никого.
- Пришли, Пайта, - Рахай мягко взял её за руки, разглядывая лицо тауренки. Когда он впервые увидел её янтарные глаза, блестящие на фоне рыжего меха, её аккуратные, белые рога, он полюбил её в тот же момент, семь лун назад, - Бабуля, должно быть, уже всё подготовила, как и обещала, - он улыбнулся.
- Конечно, подготовила, Рахайчик. Не переубеди я её – она бы и явилась на церемонию лично. Ведь, ещё чего, ты что-то сделаешь не так, - она серьёзно посмотрела на него, а затем улыбнулась, прищурившись. Опять она его дразнит. Он любит её и за это.
- Ну хватит, Пайта, - он приобнял её и вздохнул. Она всегда над ним подшучивает, над его спокойным и размеренным нравом. Она же была как пламя - резвая и решительная, - Ей важно, чтобы всё прошло, как должно, иначе Предки могут не дать благословения.
Она молча поглядела на Рахая, с явным сомнением в глазах, и хлопнула его по груди. Это прикосновение заставило сердце забиться быстрее.
- Ладно-ладно… Ты же знаешь, что я шучу.
- Только не шути при бабуле. Она таких шуток не поймёт.
- Конечно не поймёт…
- Пайта…
- Рахай!
Он тоже остановил свой взгляд на ней. Если бы им не нужно было никуда идти, он мог бы смотреть на неё до завтрашнего восхода, не сходя с места. Она смотрела в ответ, не моргая, но, наконец, не удержалась и звонко рассмеялась, а в ответ засмеялся и он. Иногда она слово вихрь, несущий беспорядок, и Кетуронн не раз отчитывала её за то, с каким, по её мнению, безрассудством Пайта относится к жизни. Но когда бабуля говорила с ним о Пайтани наедине, то улыбалась. И слова её были добры.
- Ох… идём, Пайта. Ан’Ше уже почти скрылся за горой, полдень прошёл.
Рахай крепко взял её за руку. Она погладила пальцем его ладонь. Вдвоём они пошли к водопаду, за которым скрыта пещера Хетах’иа. Все брачные церемонии Ветрогонов, вот уже много лет, с тех пор, как они прекратили кочевать по степям и поселились в горах, проводились тут. И хотя Пайта происходит из племени Каменного Копыта, было принято общее решение провести обряд по традициям племени Рахая. Его бабушка, провидица Кетуроон, относилась к таким вещам с наивысшей серьёзностью, и три дня готовила место к предстоящему событию. Он и Пайта объединят свои души, судьбы и сердца в объятиях Матери-Земли.
Они прошли под потоком воды в пространство пещеры, освещённое десятками свечей. Множество амулетов висело на стенах. Резные деревянные фигурки для каждого из предков Лёгкой Гривы, чьи имена сохранились в памяти потомков, и безликий идол для тех, кто был забыт, но не оставлен в забвении. Тотем Ветрогонов стоял подле тотема Каменного Копыта. Они были обвязаны разноцветными шерстяными нитями с бусами на них, а между тотемов, на паутине из нитей, лежала… да, он не ошибся, крошечная деревянная фигурка младенца. Такую он точно никогда не видел, её бабуля сделала специально для церемонии. Не сдержавшись от улыбки, Рахай покачал головой.
- Что такое? – спросила Пайта.
- Взгляни, - он кивнул на тотемы, и когда Пайтани, наконец, заметила, то посмеялась.
- Твоя бабуля не любит туманные намёки, Рахайчик.
- Не любит. Хотя бы она не сказала это нам напрямую. Идём, надо начинать.
Перед тотемами Кетуроон раскидала множество подушек, а между ними – железная чаша, в которой им предстоит разжечь ритуальное пламя. Рахай медленно сел, глядя на будущую жену. В игре теней она была всё так же прекрасна, как и под чистым светом Солнца. Как и под серебристым сиянием Луны. В голове будто прошёлся ветер, а в животе вспыхнуло давящее чувство. Она смотрела на него своими глазами, улыбалась своей улыбкой и держала его руки своими. С лёгкой дрожью Рахай сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить.
- Пайтани Каменное Копыто. Я, Рахай Лёгкая Гр…
- Ох… идём, Пайта. Ан’Ше уже почти скрылся за горой, полдень прошёл.
Рахай крепко взял её за руку. Она погладила пальцем его ладонь. Вдвоём они пошли к водопаду, за которым скрыта пещера Хетах’иа. Все брачные церемонии Ветрогонов, вот уже много лет, с тех пор, как они прекратили кочевать по степям и поселились в горах, проводились тут. И хотя Пайта происходит из племени Каменного Копыта, было принято общее решение провести обряд по традициям племени Рахая. Его бабушка, провидица Кетуроон, относилась к таким вещам с наивысшей серьёзностью, и три дня готовила место к предстоящему событию. Он и Пайта объединят свои души, судьбы и сердца в объятиях Матери-Земли.
Они прошли под потоком воды в пространство пещеры, освещённое десятками свечей. Множество амулетов висело на стенах. Резные деревянные фигурки для каждого из предков Лёгкой Гривы, чьи имена сохранились в памяти потомков, и безликий идол для тех, кто был забыт, но не оставлен в забвении. Тотем Ветрогонов стоял подле тотема Каменного Копыта. Они были обвязаны разноцветными шерстяными нитями с бусами на них, а между тотемов, на паутине из нитей, лежала… да, он не ошибся, крошечная деревянная фигурка младенца. Такую он точно никогда не видел, её бабуля сделала специально для церемонии. Не сдержавшись от улыбки, Рахай покачал головой.
- Что такое? – спросила Пайта.
- Взгляни, - он кивнул на тотемы, и когда Пайтани, наконец, заметила, то посмеялась.
- Твоя бабуля не любит туманные намёки, Рахайчик.
- Не любит. Хотя бы она не сказала это нам напрямую. Идём, надо начинать.
Перед тотемами Кетуроон раскидала множество подушек, а между ними – железная чаша, в которой им предстоит разжечь ритуальное пламя. Рахай медленно сел, глядя на будущую жену. В игре теней она была всё так же прекрасна, как и под чистым светом Солнца. Как и под серебристым сиянием Луны. В голове будто прошёлся ветер, а в животе вспыхнуло давящее чувство. Она смотрела на него своими глазами, улыбалась своей улыбкой и держала его руки своими. С лёгкой дрожью Рахай сделал глубокий вдох, прежде чем заговорить.
- Пайтани Каменное Копыто. Я, Рахай Лёгкая Гр…
Тьма и тишина упали на него морской пучиной. Он снова здесь. Один. Совсем один. И Её здесь нет. Всё явленное ему оказалось иллюзией. Жестоким обманом. Болезненным воспоминанием. Нис’куа взяло его сердце мягкой, но такой твёрдой и болезненной хваткой. Ностальгия, боль старых ран, нечто большее, чем воспоминания, как говорила его бабуля, чувство обманчивое, как спящий ягуар, когти которого скрыты, но лишь пока ты смотришь на него. Сейчас боль этих ран была так жгуча, как никогда. Рахаю хотелось взвыть. Зарыдать. Закричать Её имя. Вопросить пустоту, за что она играет с ним так жестоко, дав ему ощутить самое нежное и теплое в жизни, а затем бросив назад, в эту бездну мрака. Она должна была явиться ему уже давно. Рахай должен был встретить Её в посмертии.
- Дитя, - донёсся до него твёрдый голос. Шаман поднял взгляд. Непроглядную тьму едва заметно нарушила такая крошечная, и далекая, но точка света. Затем ещё одна, и ещё... Перед ним будто открылось ночное небо, усеянное звёздами. Эти звёзды росли, становясь всё ярче. Они обретли ясные силуэты.
Наконец его жуткое одиночество и пытка нарушены. Наконец они явились к нему. Духи Предков. Но во взглядах их он не видел нежности и любви, с которыми они встречают умерших. Он не видел и Её. Лики множества и множества тауренов, мужчин и женщин, старых и молодых, даже совсем младенцев, взирали на него. Прекрасные и величественные, воплощения мудрости и чести поколений. Во взглядах аноэло сияли вековые строгость и твёрдость. Но также сочувствие и сострадание. Немало их имен ему были известны, но чем больше лиц он видел, тем больше печалился тому, сколько из них забыты. Многие приняли облики птиц и зверей, даже рыб, но странным образом он видел в призрачных мордах очертания лиц. Они смотрели на него не как на потомка, которого явились принять в посмертие. Судьба Рахая не стать подле них и вести своих детей, и детей их детей и всех будущих детей племени Ветрогонов и рода Лёгкой Гривы своей мудростью, как ведут и вели веками те, перед кем он стоял. Это не его встреча в объятия Матери-Земли.
Нет. Это его Кус’Качаи. Его Суд.
Рахая окутало спокойствие. Спокойствие перед неизбежным, от осознания грядущего. Бояться было нечего - всё уже свершилось, теперь осталась лишь воля Предков. Спорить было глупо – они видят его душу, его помыслы, глубинные страхи и желания, знают их лучше, чем он сам. Он смотрел на духов в ответ, не смея заговорить первым. Под этими взорами, взорами самой древности, Рахай явственно ощутил, что вновь обрёл плоть, тело отзывалось всеми естественными ощущениями, и он дышал. Выброшенный из того светлого и нежного воспоминания, он остался с ним.
Духи молчали. Он не знал, говорят ли они меж собой, или каждый думает о своём, прежде чем кто-то заговорит. Взгляд его метался от лица к лицу. Её не было нигде. Это тревожило.
- Нам скорбно видеть тебя здесь, Рахай Лёгкая Грива, сын Хинокха Тёмной Коры и Чианны Лёгкой Гривы. Ты шёл по пути, чистому и ясному, достойному твоих Предков. Достойному Нас. Но в своём последнем шаге ты оступился, - заговорил Мабутви Лёгкая Грива, считающийся первым их рода. Взгляд его был тяжёл и суров, как подобает древнему патриарху. Голос Мабутви был тяжёл и громок, Рахаю показалось, что от его рокота всё задрожало. Огромный, с седой шкурой и гривой, его глаза светились изумрудом, его чёткий и ясный образ окутывало свечение того же цвета. Патриарх молча взирал на потомка. Своим величием он явно олицетворял этот Суд, - С благословением Матери-Земли, мы, предки рода Лёгкой Гривы и племени Ветрогонов, решим твою участь, дитя.
- Дитя, - донёсся до него твёрдый голос. Шаман поднял взгляд. Непроглядную тьму едва заметно нарушила такая крошечная, и далекая, но точка света. Затем ещё одна, и ещё... Перед ним будто открылось ночное небо, усеянное звёздами. Эти звёзды росли, становясь всё ярче. Они обретли ясные силуэты.
Наконец его жуткое одиночество и пытка нарушены. Наконец они явились к нему. Духи Предков. Но во взглядах их он не видел нежности и любви, с которыми они встречают умерших. Он не видел и Её. Лики множества и множества тауренов, мужчин и женщин, старых и молодых, даже совсем младенцев, взирали на него. Прекрасные и величественные, воплощения мудрости и чести поколений. Во взглядах аноэло сияли вековые строгость и твёрдость. Но также сочувствие и сострадание. Немало их имен ему были известны, но чем больше лиц он видел, тем больше печалился тому, сколько из них забыты. Многие приняли облики птиц и зверей, даже рыб, но странным образом он видел в призрачных мордах очертания лиц. Они смотрели на него не как на потомка, которого явились принять в посмертие. Судьба Рахая не стать подле них и вести своих детей, и детей их детей и всех будущих детей племени Ветрогонов и рода Лёгкой Гривы своей мудростью, как ведут и вели веками те, перед кем он стоял. Это не его встреча в объятия Матери-Земли.
Нет. Это его Кус’Качаи. Его Суд.
Рахая окутало спокойствие. Спокойствие перед неизбежным, от осознания грядущего. Бояться было нечего - всё уже свершилось, теперь осталась лишь воля Предков. Спорить было глупо – они видят его душу, его помыслы, глубинные страхи и желания, знают их лучше, чем он сам. Он смотрел на духов в ответ, не смея заговорить первым. Под этими взорами, взорами самой древности, Рахай явственно ощутил, что вновь обрёл плоть, тело отзывалось всеми естественными ощущениями, и он дышал. Выброшенный из того светлого и нежного воспоминания, он остался с ним.
Духи молчали. Он не знал, говорят ли они меж собой, или каждый думает о своём, прежде чем кто-то заговорит. Взгляд его метался от лица к лицу. Её не было нигде. Это тревожило.
- Нам скорбно видеть тебя здесь, Рахай Лёгкая Грива, сын Хинокха Тёмной Коры и Чианны Лёгкой Гривы. Ты шёл по пути, чистому и ясному, достойному твоих Предков. Достойному Нас. Но в своём последнем шаге ты оступился, - заговорил Мабутви Лёгкая Грива, считающийся первым их рода. Взгляд его был тяжёл и суров, как подобает древнему патриарху. Голос Мабутви был тяжёл и громок, Рахаю показалось, что от его рокота всё задрожало. Огромный, с седой шкурой и гривой, его глаза светились изумрудом, его чёткий и ясный образ окутывало свечение того же цвета. Патриарх молча взирал на потомка. Своим величием он явно олицетворял этот Суд, - С благословением Матери-Земли, мы, предки рода Лёгкой Гривы и племени Ветрогонов, решим твою участь, дитя.
- Ты пожелал подчинить себе Духов Стихий, дитя. Использовать мерзостную сущность Разложения, чтобы взять их могущество силой, - продолжила Павати’акхи Немая Песнь. Он слышал о ней немало историй, великая воительница племени, от чей руки пало множество врагов.
- Мы не можем принять тебя, Рахай, - голос его аксоты, Кетуроон, заставил его склонить голову. Возразить ему было нечего. В последнее мгновение, когда перед ним стоял один правильный выбор – подчиниться судьбе и погибнуть, он оказался малодушен и труслив. И даже это ему не помогло.
- Ты не успел совершить это, дитя, - детский голос безымянной девочки вырвал его из размышлений, - Но то был больше, чем помысел.
- За что ты не будешь низвергнут, - вторил ей другой дух-ребёнок, мальчик, - Но твоим наказанием будет тяжкая ноша. Тяжкий долг.
Он уже всё понял, хоть и не догадывался как. Его нарекут, как называют их Ветрогоны, Куроэло Ваштэ. Духостранником. Предки вернут его к жизни, но он станет вместилищем Их воли, Их инструментом. Он не знал, все ли духостранники были отвергнуты Предками в смерти, или обретали свою судьбу при жизни. Рахай не видел ни единого духостранника своими глазами, лишь бабка рассказывала, что один, когда-то давно, проходил через их деревню. Мрачный, как скорбящий у могил, и молчаливый, как скала. Ему дали еды в дорогу, и больше не показывался. Но даже Кетуроон не знала, как таурен становится таковым. Говорят, что на них всегда смотрели хоть и с почтением, но также с печалью и страхом. Теперь это и его судьба
- Ты будешь лишён глаз, Рахай, - вновь он услышал голос Мабутви, тот назвал его одним лишь именем. Мелькнувшее желание возразить, сказать, что так нельзя погасло под взглядом патриарха, - Мы будем твоим взором. Мы будем вести тебя.
- Твоя участь не будет легка, - сказала Кетуроон, - Ты будешь слаб и жалок, едва явишься назад. Окрепнуть и вновь стать сильным – будет лишь твоим трудом, Рахай. Если ты не справишься, то сгинешь.
- Ты будешь лишён племени и рода, - он судорожно вдохнул, услышав этот голос. Она явилась, но увидел Её в то же мгновение. Из-за спин множества других духов, Пайтани спустилась к нему. Она положила ладонь на его щеку. Голос её наполняла печаль.
Рахай смотрел в её глаза, пока мог, не моргая. Её явление, её голос, её образ – это его и радовало, и тяготило. Он наконец видит её, своими глазами, настоящую, спустя столько лет. А она видит его... таким. Нарушителем заветов Предков. Жалким трусом и глупцом. Он почувствовал собирающиеся слёзы и её образ стал расплываться. Каждое мгновение, что он видел лицо своей вечной любви было для него ценно как никогда. Если бы он мог, то смотрел бы, пока не погаснут глаза Матери-Земли.
- И только если исполнишь свой долг, то обретёшь нас, Рахай.
Прежде чем он успел сказать ей что-то в ответ, хотя бы произнести её имя, Пайта исчезла. Внутри всё объяла пустота. Он наконец моргнул, когда глаза начало невыносимо жечь.
- Ты забудешь её. Забудешь своих детей. Забудешь и меня. Я стану лишь одной из многих, - теперь перед ним стояла Кетуроон. Она говорила решительно, без тени сомнения, но смотрела она с состраданием, - Ты вернёшься туда, где нужен сейчас. Где должны быть мы.
Аксота взяла его лицо обеими руками и прижалась лбом.
- Иди…
Тихий шёпот Кетуроон растворился в тишине, а вместе с ним и сама аксота. Духи, поочередно, одаривая своего потомка последним взглядом, строгим и печальным, разворачивались и уходили. Вскоре они все растворились в пустоте. А затем исчезла и эта пустота.
Темнота не отступила, но было холодно. Что-то невыносимо грохотало. Зажмурившись, он сжался в комок и задрожал. Угасающее воспоминание о тихой пустоте казалось колыбелью покоя в сравнению с тем, где он оказался теперь. Таурен открыл глаза, прирывая их рукой, но не увидел ничего. Лишь тьма. Угасающее воспоминание о Суде, расколовшееся тысячей фрагментов в его памяти, вызвало боль от осознания. Он слеп. Но смутно, с большим трудом отделяя чувства от чувств, вслушиваясь в множество шёпотов, он, не до конца понимая как, ощутил, что сидит на пустой скале, коих вокруг множество. Посреди бушующего моря, разбивающего высокие волны о камни.
- Водоворот...
Едва эта ясная мысль укоренилась в разуме, в него хлынул хаос. Хаос голосов, шепотов, эмоций и желаний. Осознание того, где он, пропало. Шум заполонил всё сознание. Духи бушевали в его сознании и он потерялся в этом кипящем океане, что низвергся в его слабый разум. Слабо было и тело, это ощущалось вдалеке, незначительно, но на мгновение ему удалось это понять. Гомон лишь нарастал. Это было больше, чем голоса в голове. Его тело, разум и дух стали вместилищем для сотен душ мертвецов. Больше они не его. Боль раскалывала голову, отдавась в глаза и уши. Казалось, что ещё секунда этой пытки, и он умрёт. Но она не прекращалась, а он был жив. Ведь такова Их воля.
Взявшись за голову, Рахай протяжно завыл.
- Водоворот...
Едва эта ясная мысль укоренилась в разуме, в него хлынул хаос. Хаос голосов, шепотов, эмоций и желаний. Осознание того, где он, пропало. Шум заполонил всё сознание. Духи бушевали в его сознании и он потерялся в этом кипящем океане, что низвергся в его слабый разум. Слабо было и тело, это ощущалось вдалеке, незначительно, но на мгновение ему удалось это понять. Гомон лишь нарастал. Это было больше, чем голоса в голове. Его тело, разум и дух стали вместилищем для сотен душ мертвецов. Больше они не его. Боль раскалывала голову, отдавась в глаза и уши. Казалось, что ещё секунда этой пытки, и он умрёт. Но она не прекращалась, а он был жив. Ведь такова Их воля.
Взявшись за голову, Рахай протяжно завыл.
Фоновая музыка
Последнее редактирование:
